На легкий шорох, раздавшийся от окон, компания не обратила никакого внимания. Подумаешь, стало немного темнее… Так и должно быть. Ночь всё-таки.

(Напа могла принимать поздравления: редко когда выходило так, чтобы зрители не шарахались от ее художеств. А тут разрисованные ею холсты авангардного мрачно-сине-чуть-зеленовато-черного цвета спокойно занавесили окна и не вызвали ни икания, ни приступов дрожи).

Постепенно в темноту, окружающую компанию студентов, начали пробираться сначала тихие, потом всё более громкие звуки.

По стеклу стучали капли воды. Насвистывал ветер. Падали колючие градины. Кто-то очень неумело подражал волчьему вою.

— Что это? — спросила Нелли, на секунду отпустив стакан с пивом.

Все прислушались. Дождались, когда стихнет треск разрываемого Куртом сушеного леща, и прислушались снова. Стекла окон дребезжали под ударами резкого свистящего ветра. Завывание. Характерный стук свидетельствовал, что к каплям дождя добавились твердые, как сушеный горох, мелкие градины. Ага, вон и под окном показалась небольшая лужа…

— Опять ужасная погода. Что за лето… — пробормотал Друбус, возвращаясь к зельцу.

— Ооу-у-у-уууу… — тихо гудело по углам.

— А ведь мэтр Карвинтий из Университета нашего уволился, — вдруг сообщила Нелли.

— Говорят, — добавил Друбус, отчего-то начиная стучать зубами. — Что перед увольнением он нас всех проклял…

— Не всех, — педантично заметил Бтубур. — А только профессуру, да и то — женского пола.

И воровато, чтоб никто не заметил, плеснул себе в кружку самогону из спрятанной под кроватью бутылки.

— Да уж… — хором согласились студенты.

— Да-да-да-да… уууж-ж-ж-шшшш… — эхом отозвались углы.

Школяры поглядели по углам, убедились, что они одни, а звуки им просто мерещатся, и сели поближе друг к другу.

Одинокий робкий огонек плясал в растопленном воске; жбан с пивом — необычайно крепким, а потому одобренным к употреблению большинством голосов, — ходил по кругу; Бтубур, заваливший в эту сессию в общей сложности три экзамена и восемь зачетов, сбился со счета и добавлял самогона в любую емкость, попавшую ему в руки. Джоя добросовестно доставала из корзины всё новые и новые припасы. Пирожки с грибами… Нет, Нелли, тебе достались пирожки с гора-бухами, а эти — с жареными лисичками, их попробуй. Что такое гора-бух? Мм-м… Кажется, по-кавладорски эти грибы зовутся «пыльным громом». Не хочешь? тогда я сама попробую. У нас на Даце лисиц не жарят… А вот сушеные кузнечики, кто еще не пробовал? Расстегаи с рыбой! Ягоды! Кто хочет ягод? Ой, простите, тут на обертке написано, что это не ягоды, а вяленые каракатицы… Лирт, ты не бойся, они должны быть съедобными, вот твоя кружка, запей…

Разговор покружил вокруг сданных экзаменов, сволочизма любимых профессоров — но как-то вяло, без огонька и энтузиазма. Сытое брюхо, могла бы прокомментировать мэтресса Далия очередную сапиенсологическую закономерность макроэргического пространства реальности, не только к учению глухо, но даже к сплетням относительно преподов не располагает. Явись в Студенческий Дом, пред очи осоловевшей от обильной еды студенческой братии любой дипломированный алхимик, в него бы кинули косточкой от окорока и науськали бы Малого Гавка. Нет, господа мэтры, вы только на пустой желудок воспринимаетесь, как драконы, а на сытый…

И как-то незаметно студенты принялись вспоминать родной дом. Ну, в случае Бтубура и Курта — родные тривернские шахты. Прошлись по адресу отсутствующих родственников, скромно признались в бедах, которые доставляли своим родным, пожаловались, как родители их не понимают. Слово за слово — и вот в какую-то минуту все обнаруживают, что, замерев и забывая дышать, слушают повесть Джои о ее предках со славного Сумрачного острова Дац.

Наверное, у Джои были родители. Не исключена вероятность, что были и братья (или сестры). Но охотнее всего, как выяснили хозяйка и основная квартиросъемщица «Алой розы» за прошедшие недели, Джоя рассказывала о своей пра-(восемь раз) — бабушке, при чем делала это так, что у вас по спине начинали бегать мурашки размером с полуночную кавладорскую саранчу.

Милая старушка, при жизни носившая имя Ванесса, отличилась редкостным оптимизмом и жизнелюбием, которые сумела сохранить и после смерти, случившейся лет пятьсот назад. Земное существование Ванессы было простым и пресным — родилась, росла, вышла замуж за шута принцев Даца, родила троих детей, воспитывала их, дождалась внуков и правнука, после чего мирно скончалась в возрасте восьмидесяти лет. После трагического финала Ванесса почему-то решила, что больше ей спешить некуда и решила задержаться в качестве привидения Дацкого замка.