Тем не менее Морозов сумел заинтересовать Дмитрия Ивановича новой теорией; они условились ещё раз поговорить на эту тему, когда Морозов вернётся из деревни. К сожалению, больше встретиться им не удалось…

Д.И.Менделеев не отмахивался от экспериментальных достижений науки, но проявлял величайшую осторожность и предостерегал от поспешных выводов. В уже упомянутом письме к Винклеру Менделеев сообщал, что намеревался было посетить Сан-Луи, Чикаго и Нью-Йорк, куда его приглашали, и там «изложить своё мнение о полуспиритическом состоянии, в которое ныне хотят вовлечь нашу науку». Это сказано немного резковато, но не безосновательно. Менделеева насторожило то, что явление радиоактивности, в котором ещё столько неясного, некоторыми учёными использовано для ниспровержения атомов и вообще материи. Так, Вильгельм Оствальд, которому наука многим обязана, в начале 90-х гг. прошлого столетия провозгласил, что первоосновой мира является не материя, а энергия. В своей книге «Учение об энергии» он писал, что материя является не носителем, а формой проявления энергии. Взгляды Оствальда были подняты на щит философами-идеалистами. В восторженных статьях они возглашали, что учение Оствальда «навсегда положило конец субстанциальному понятию материи».

Против «заболевшего энергетизмом» Оствальда выступили даже его ближайшие друзья, коллеги по работе в области физической химии, крупнейшие термодинамики. С.Аррениус писал Оствальду: «При помощи бескровных термодинамических функций крайне трудно двигаться вперёд. Мне кажется, что физикам всегда будут необходимы материальные механические представления… Энергетика никуда не годится для экспериментальных работ…» Вант-Гофф считал, что не термодинамика, а атомистика составляет «центр тяжести» химической науки. В.Нернст был раздражён выступлением Оствальда, где тот провозгласил, что «гипотезы об атомах и молекулах можно отбросить, как костыли, в которых не нуждается зрелая наука». «Как тебе нравится, — писал он Аррениусу, — что Оствальд пичкает нас, бедных читателей «Цейтшрифт», своей любекской стряпнёй?»

С резкой критикой Оствальда выступил и Д.И.Менделеев, который показал, что учение Оствальда представляет собой не что иное, как возвращение к «динамизму» древних, считавших, что материя — всего лишь проявление сил. «В динамизме, — писал творец периодической системы, — движется, так сказать, ничто». А.Г.Столетов, Н.Н.Бекетов, Д.П.Коновалов, Н.А.Умов, И.А.Каблуков, Н.С.Курнаков и другие русские учёные также энергично выступали против энергетизма и отстаивали атомно-молекулярное учение.

Очень аргументированной критике подверг все положения Оствальда Л.Больцман. По этому поводу С.Аррениус заметил: «С энергетикой ему (Оствальду. — Б.К. ) не особенно повезло, Больцман разрушил ему всю систему».

Крупнейшие учёные XIX в. стояли на позициях естественноисторического материализма, т. е. разделяли, по словам В.И.Ленина, «…стихийное, несознаваемое, неоформленное, философски-бессознательное убеждение подавляющего большинства естествоиспытателей в объективной реальности внешнего мира, отражаемой нашим сознанием». А тут эта «объективная реальность», настолько привычная и, казалось бы, так очевидная, вдруг начала куда-то исчезать в таинственных явлениях радиоактивности, в самопроизвольном распаде атома. И вот уже Анри Пуанкаре, тот самый, что в своё время так помог Беккерелю, провозгласил вдруг, что современная физика — это «руины старых теорий», что в новейшей физике происходит «всеобщий разгром принципов». С лёгкой руки физика Л.Ульвига на все лады стало склоняться утверждение: «Материя исчезла».

Очень нелегко было тогда во всём разобраться. Если Менделеев впадал в большие сомнения при рассмотрении вопросов электрохимических диссоциаций и радиоактивности («откуда берётся энергия?»), то и многие другие учёные над этим серьёзно задумывались. «Великий революционер — радий», по утверждению того же Пуанкаре, подрывал принцип сохранения энергии. А принцип сохранения массы, казалось, подорван электронной теорией материи.